Взвод молчал.
Даже если кто и был не согласен, все помнили предупреждение сержанта. И, похоже, это молчание врача вполне устраивало.
Устал он, видимо, от диспутов с коллегами.
Так что я не ожидал ничего необычного от этого осмотра. Всего лишь еще одна формальность. Приятная, надо сказать. Всегда очень приятно знать, что за тобой кто-то присматривает, заботится, пусть и просто по долгу службы.
Сегодня меня решили удивить.
Главврач подошел к сержанту в самом конце осмотра и сказал:
— Скажите, а не оставите ли вы мне вот этого юного бойца? Мне нужно провести еще кое-какие проверки, но не хотелось бы задерживать остальных. Пришлю в расположение взвода, как только он освободится, в лучшем виде.
— Конечно, — тут же отозвался сержант. — Юрий, поступаешь под командование врачей. Чтобы все приказы выполнялись беспрекословно!
— Так точно! — только и ответил я. Вскочить навытяжку не представлялось возможным — с меня, лежащего на кушетке, сняли еще не все присоски с проводами, которыми я оставался опутанным последние пятнадцать минут.
Врач завел меня к себе в кабинет и молча указал на кресло для посетителей.
Хороший такой кабинет, уютный. Лучше, допустим, чем тот, в котором сидел Петр Семенович. Чувствовалась разница — безопасник в своем кабинете только «бывал», а главврач здесь работал. Проводил очень много времени. И чувствуется, этот кабинет в табели о рангах стоял даже выше дома. Хотя кто знает, как у него обставлен дом.
Может, это просто врожденная тяга к облагораживанию мест обитания. Не самое худшее качество.
— Так вот… Почему я вас позвал, — заговорил врач, как только уселся в свое кресло за столом. — Вы недотягиваете до стандартов нашей службы по размеру, сами это знаете. Это, конечно, ничего страшного, так как упомянутых стандартов, как таковых, нет. Вернее, они не формализованы. Скажем так — все просто ожидают, что бойцы, разгоняющие хулиганов у нашего магазина или охраняющие трейлер с грузом корпорации, или… да что угодно, что эти бойцы будут покрупнее. Повыше, потяжелее. Но одновременно я понимаю, что специфика нашей службы многогранна, и в ней наверняка найдется место и для вас. К чему я это… Я посмотрел ваши данные, отзывы, первые оценки, результаты промежуточных тестирований. Может, вы и не вышли ростом, но, похоже, у вас отличная реакция и умение быстро принимать решения. Так вот, хочу вам предложить заостриться на этих качествах. Есть один экспериментальный препарат…
Похоже, я застонал, сам того не заметив. Врач замолчал и посмотрел на меня чуть ли не с жалостью.
— Да-да, — сказал он. — Я видел отчеты о том, насколько тяжело ассимилировался «Ходок». Кстати, хочу вам сообщить — я сегодня специально на это посмотрел, — что почти все боты «Ходока» уже отработали свой ресурс и постепенно выводятся из организма. Так что вы ходите сами, без чей-либо помощи. «Боты сделали свое дело — боты могут уходить».
Врач усмехнулся.
— Разве это не на всю жизнь? — удивился я. — Мне казалось, что это «вечный» бланк.
— Как раз этот — нет, — ответил врач. — Стимуляция восстановления нервных тканей — вот за что отвечает «Ходок». Это нюансы, но мне казалось, что вы обрадуетесь. Вы не зависите от того, будут эти боты работать или нет. Вы все равно будете ходить, бегать и прыгать.
— Я рад, конечно, — согласился я. — Просто удивлен.
— Да-да. Так вот, не думаю, что наш препарат будет столь же болезненным. Не думаю, что он будет болезненным вообще. Но опасность все равно есть, просто другого рода…
— Какого? — влез я, даже не дослушав.
— Чем вы мне нравитесь, так это тем, что вы — один из немногих, кто, как и я, очень консервативно относится к введению новых бланков. Вокруг все как с ума посходили. Колют себе все, без разбора. Нужно, не нужно, опасно, вредно — никто и не смотрит. Так раньше к еде относились — лишь бы набить брюхо, а там уж будь что будет. Теперь вместо еды появились бланки. А старое неуемное желание получить сразу побольше и ничем себя не ограничивать — осталось.
— Так об опасности… — Вся эта философия меня мало волновала. Кто там что любит, не любит, ест и пьет. А вот реальность новой боли волновала, и весьма.
— Да, — моментально успокоился врач. — Но чтобы о ней рассказать, нужно чуть поподробней описать суть процесса.
Он поднялся с кресла и подошел к белой доске, классической офисной панели, на которой пишут фломастерами. Выбрал черный, консервативный и написал сверху доски заголовок: «Реакция».
— Первое, что следует учитывать, — это фактор возбуждения, или фактор инициации, если хотите. Некое событие во внешней среде, на которое вам нужно среагировать. Для нас это — точка отсчета. — Врач положил фломастер, хлопнул в ладоши и добавил: — Например, хлопок.
Он взял фломастер обратно и написал: «1. Событие».
— Второе — это, конечно, достижение информации об этом событии ваших органов чувств. Вы услышите хлопок чуть позже, чем он реально произойдет. Скорость звука, как вы знаете, имеет пределы. То же самое для вспышки света. Или для жара, возникшего рядом с пламенем. Наверное, это основные примеры — звук, изображение и то, что можно лишь осязать. Ну или комбинация, как и бывает в большинстве случаев.
Пока он говорил, на доске появилась следующая запись: «2. Движение информации о соб.».
— К сожалению, здесь кроется первая проблема. Допустим, если вам выстрелят в спину, то пуля долетит до вас чуть ли не в три раза быстрее, чем звук от выстрела. И нашими методами как раз с этим поделать почти ничего нельзя. В рамках такой постановки задачи, конечно. Можно нарастить броню или усилить регенерацию, но когда мы говорим о реакции, то это — первый ограничивающий нас фактор. После этого информация попадает на наши органы чувств и от них передается в мозг.